Нашему поколению повезло: мы видели и знали тех, кто защищал нашу страну в Великую Отечественную войну, кто в эти годы трудился в тылу. Я, Светлана Крупская, бывший учитель Разгонской школы, считаю, что наши дети и внуки тоже должны знать своих героев, которые когда-то жили на этой земле, поэтому и веду свой канал на Яндекс Дзен, рассказывая там о своих земляках.
Кого-то из моих героев знала лично, о ком-то услышала от своих коллег или увидела их фотографии в школьном музее. Близится светлый праздник — День Победы. Хочется поделиться и с вами, жителями нашего района, небольшими зарисовками о тех героических людях, о тяжёлом военном и послевоенном времени. Чтобы помнили, чтобы знали…
Рассказы Светланы Крупской:
Не довелось мне работать с этой удивительной женщиной ни одного дня. Не была я ни на одном из её уроков. Но, приехав в этот посёлок со странным названием — Разгон, я то и дело слышала от коллег на работе, в очередях в магазине, в беседах с односельчанами:
— Евгения Фёдоровна сказала…
— А наша Евгения Фёдоровна считает…
— Надо бы спросить у Евгении Фёдоровны…
Когда оформляли в школе очередной стенд или проводили развлекательный вечер, то и дело:
— Евгении Фёдоровне бы понравилось…
— А это Евгении Фёдоровне говорить не стоит…
Впервые увидела её, эту женщину-загадку, у тогдашнего директора школы, куда зашла по какой-то надобности. В ту пору я уже год работа в местной школе. Своей ещё не стала, но и чужой уже не была.
В кресле сидела красивая статная женщина с большими выразительными глазами. Лёгкий румянец делал её ещё краше. А приветливая улыбка, обращённая ко мне, не знакомому ей человеку, только добавила очарования.
Кто бы мне раньше сказал, что пожилые женщины бывают красивыми – не поверила бы. Молодость слепа. В то время кажется, что твоя-то старость не наступит никогда и разве ж пора заката может быть красивой. А тут передо мной статная русская красавица. Та самая, что и коня на скаку, и в горящую избу… Собираясь уходить, она встала и оказалось, что она совсем и не худышка, и роста выше среднего — смотрела на меня, далеко не малышку, несколько свысока. Ушла, попрощавшись, но заинтересовала меня. Кто ж это такая загадочная, эта учительница, Евгения Фёдоровна, которую все вокруг то и дело вспоминают?
В следующий раз я увидела её в тот же год. Приехав в конце августа с городских курсов, принесла документы в школу. А там она. Оказалось, недавно похоронила мужа. Одна теперь. И не одна…. В посёлке живут и сын, и невестка, и две маленькие внучки. А во взгляде тоска. Сразу понятно, что ушёл самый главный её человек. И опять, даже в такой трагичный момент жизни, меня удивила красота и величавость её. Она не забыла мне улыбнуться, поприветствовать, словно старую знакомую. Видела, как она проходит по классам, где когда-то работала, любуется только что сделанным ремонтом. На прощание кто–то предложил:
— Евгения Фёдоровна, давайте к нам. Учителей не хватает. Поработаете ещё.
Она в ответ:
— Нет, родные мои, уходить надо вовремя. Хотелось бы, но… теперь ваша очередь.
Тогда бы удивилась, если бы кто сказал, что с этой женщиной мы станем подругами. Такой неприступной, хотя очень домашней и доброй, казалось мне она. Да, и возраст… Мои 24 казались вечными.
Ах, молодость, молодость!
***
Время шло. Не шло – летело!
Появилась в пару к сестрёнке младшая наша дочка – Любочка. И ходит она уже хвостиком за старшей, Галинкой. Вскоре в школу наша Галя пошла. А в сентябре в доме у нас появилась девочка, подружка Галина. В школе эту девчушку я уже встречала, но училась та в начальной школе, потому близко не знакомы были. Оказалось, зовут её Евгенией… Женькой, и фамилия та самая, заинтересовавшей меня женщины, Собинская. Внучкой её она оказалась.
Потом и со старшей внучкой познакомилась, с Еленой. Та оказалась уменьшенной копией своей бабушки. Открылся в нашей квартире филиал деревенской школы. Набросились старшие учительницы на одну младшую – учили одну малышку втроём. И ведь за месяц четырехлетнюю Любу читать научили. Обнаружила мама это, когда младшенькая телевизионную программу читать начала. Вот тебе, преемственность поколений. В крови учительство.
***
Однажды не очень тёплым апрельским деньком отпросилась Галя в гости к своей новой подружке. Люба, конечно, следом. А мама в свой выходной постирушки затеяла.
Через несколько часов, развешивая во дворе бельё, услышала рёв. Испугавшись, на улицу выскочила. Впереди мой ребёнок, и не мой – в чужой одёжке. Позади старшая смеётся:
— Мам, ничего страшного. Она в лужу давно упала. И высохнуть уже успела. А орёт потому, что боится, что попадёт за испорченную одежду. Мы у бабушки Жениной были. Там она в лужу и свалилась. И бабушка её переодела, что в доме нашлось.
На следующий день понесла выданную для экстренного случая одежду назад. И оказалась в доме у той самой, знаменитой на весь посёлок, Евгении Фёдоровны.
Просторный дом находился за железнодорожной линией. От собаки проводил сын хозяйки дома и сразу куда-то исчез. А я оказалась в большой и чистенькой комнате. Яркий палас на полу. Всё вокруг достаточно современно по тем временам. Полированный стол посредине, ваза с цветами на нём. И книги! На полках от пола до потолка.
Пили чай и знакомились. Она улыбалась, вспоминая о моих девчонках. Приглашала в гости заходить.
В этот раз надолго не задержалась, боясь утомить.
В следующий раз пришла сюда забрать детей, которые несколько припозднились с возвращением домой. Уже темнело. Никто меня не встречал. Собака пропустила. Видно привыкла к частым гостям. Уже с веранды услышала: Галя мучила расчёску, к школе делала причёску. Мучила-то, мучила, а получилось чучело. И звонкая дробь балайки.
Аккомпанировала Евгения Фёдоровна, пели девчонки по очереди.
Боялась, что утомят дети хозяйку своим частым гостеванием, но та только радовалась, когда эта весёлая четвёрка бывала у неё.
А с этими частушками артисты выступали в школе, на празднике 8 марта. Развеселили всех.
***
Так началась наша дружба.
Я заходила к ней, чтобы пригласить на праздники. Вместе шли в школу. Она всегда несла с собой собственноручно испечённый торт или пирог, на котором сверху любимые – кисть рябины или калины. Потом провожала её домой. А через несколько лет договаривалась с машиной для того, чтобы она смогла появиться в своей любимой школе, по которой, несомненно, скучала.
Иногда приходила в её дом просто так, поболтать, поделиться успехами и поплакать, когда что-то не получалось. Как же умела она слушать. И утешать умела удивительно, понимая и сопереживая. Такие люди мне встречались не часто.
О жизни её узнала. Нелёгкой, но такой насыщенной. Однажды мы с ней поехали на юбилей в соседнюю школу, где она начинала работать. В своём приветственном слове она сказала:
— Я сама история…
И это, действительно, было так. Шестнадцатилетней девочкой в далёком сорок первом она стала учительницей начальных классов. Эта учительница была ненамного старше своих учеников, а стала им второй мамой. Она не только учила, но и кормила вечно голодных ребятишек: приносила молоко от своей козы, варила суп, в чай добавляли чернику, которую сама и собирала летом. Она вспоминала, как вместе они старались помочь фронту: вязали носки, варежки, потом отправляли посылки на фронт. Пришлось поработать и медсестрой в госпитале. Но школа стала жизнью…
Закончилась война. Вернулся с фронта тот, кого она ждала. С Григорием Францевичем прожили вместе долгие годы. Вырастили двоих сыновей.
— Ушёл из жизни он рано. Мог бы пожить ещё. Оставил меня, — сетовала она.
Когда вспоминала о нём, глаза сразу становились пронзительно-грустными. И сорок лет в школе. Сорок долгих лет, которые пролетели быстро. В семейных альбомах фотографии учеников, которые разлетелись по всей стране. И писем целый мешок. Она перебирала их, перечитывала и называла всех детскими именами.
Славочки, Ленки, Серёжки жили и работали по всей стране. В нашей школе тоже теперь работали её ученики.
Сама слышала однажды, как одна из учительниц её говорила:
— Очень я любила нашу Евгению Фёдоровну. Ушли из начальной школы, а я на перемене всё к ней бегала. Прижмусь к ней, постою, и снова на урок. Без неё не могла. Мамой мне стала…
***
2009 год. Развалился леспромхоз – перестало работать предприятие. И домик нашей Евгении Фёдоровны оказался отрезанным от основного посёлка. Чтобы попасть к ней, надо было пройти через железнодорожные пути. А за ними сугробы в пояс. Колонка, где брали воду, на другой стороне. Теперь и не выйти никуда. Обречённо называла она себя отшельницей.
К её юбилею, 4 февраля, писала я статью в местную газету, рассказывала о том, как живёт теперь труженица тыла, ветеран труда, вдова ветерана Великой Отечественной. Взывала к совести властьимущих. Неужели она не заслужила, чтобы дожить свои дни в покое и комфорте?
Уж не знаю, помогла ли статья, но через год ей предоставили квартиру в районном центре. Была несколько раз и там. Радовалась жизни, не унывала наша Евгения Фёдоровна:
— Знаешь, Света, мне хорошо. В своём уме, на ногах… Что еще надо? Такую жизнь прожила. Вот правнуков бы понянчить…
Не успела. Ушла.
А в школе своей побывала еще раз. Хоронили её оттуда. Провожали всем селом свою Евгению Фёдоровну, женщину, которая стала историей и села, и страны. Исчезнувшей большой страны…
Сколько их таких было – русских женщин.
Вечная память.
